Мое военное детство. Воспоминания Карповой (Щербины) Зинаиды Иосифовны

Мое военное детство. Воспоминания Карповой (Щербины) Зинаиды Иосифовны. Опубликованы в книге «Чтобы помнили…», изданной Новосибирским Аграрным Университетом.

Родилась в 1931 году в станице Зассовская Краснодарского края. В этом райском уголке прошло все мое детство. Я рано осталась без отца, меня воспитывал отчим (Крикун Никита), его дочь Валентина жила с нами. Семья состояла из пяти человек, с нами жил еще дедушка, мамин папа (Иосиф Щербина).

Карпова (Щербина) Зинаида Иосифовна, 19 лет

22 июня 1941 года с утра было тихо. Вдруг жителей станицы известили: всем собраться в сельпо, по радио будет важное сообщение. И тогда услышали слова министра иностранных дел В.М. Молотова о том, что на Советский Союз внезапно напала Германия и громят уже наши города — никто не ожидал такого известия, люди молча разошлись по домам… Папа на второй день был призван в действующую армию и ушел на фронт. Сестра и мама продолжали работать, я училась в школе. Станица осиротела, практически все мужское население было мобилизовано — мне не забыть слезы матерей и жен, провожавших своих кормильцев. Теперь самая тяжелая работа легла на плечи женщин, стариков, детей.

В станицу к родственникам стали приезжать беженцы с Украины, где уже шли бои. Мамина сестра Нина проживала в поселке Курджиново Краснодарского края, приехала к нам с пятилетним сыном Витей. Ушедшего на фронт мужа Сергея она больше не видела.

Нина Иосифовна Щербина с сыном Витей

Мамин брат Николай служил кадровым военным в городе Перемышль недалеко от Львова. В мае он был в отпуске, приехал к нам — очень талантливый, занимался, как любитель живописью и скульптурой. Сделал наброски портретов родственников, но был вызван в часть. Рисунки закончил дома, выслал, но в военной суматохе мы их так и не получили.

Слева Федор Иосифович Щербина, справа Николай Иосифович Щербина

21 июня вечером Николай, как обычно, ушел разводить посты, вернулся в два часа ночи, принял душ, лег спать. Жена Лина не спала из-за больного менингитом ребенка, услышала гул самолетов, испугалась и разбудила мужа. Он не поверил,сказал, что она говорит ерунду, и продолжил спать. Но с началом бомбежки, когда развалился угол дома, Коля соскочил, мгновенно оделся, последние его слова были: немедленно уезжай к Варваре. И ушел в часть. Лина собрала все необходимое в дорогу. Во дворе ее позвали в убежище дома напротив. Перейти двор она не решилась и спустилась в свое убежище. В этот момент прилетела бомба и попала именно в тот до, куда ее только что звали. Через некоторое время пришел представитель от воинской части, который занимался эвакуацией семей военнослужащих.

Ей на подводе два месяца пришлось добираться до нас, в пути укрываясь от артобстрелов. Только в сентябре она прибыла в станицу. Когда пришла к нам, мы ее не узнали: уставшая, голодная, в рваном платье, с больным ребенком на руках. Дедушка сразу пошел в магазин, купил все необходимое для нее и ребенка. От Николая было одно письмо, где он писал, что портреты отправил, но мы их так и не получили.

Когда немцы десантом оккупировали Киев, стали расправляться с военнослужащими: демонстрировали казнь через повешение для запугивания населения. Среди казненных был и Николай, не успевший удалить знаки отличия с гимнастерки. При виде всего этого многие не выдерживали и умирали от сердечного приступа. Даже сегодня, по прошествии стольких лет, об этом страшно вспоминать. А сынишка Николая Володя умер, ему было восемь месяцев…

Жить становилось все труднее, и было решено: сына Нины Витю отправить к родителям ее мужа в село Мостовое. Отвезти его должны были мы с Валентиной. Нам нужно было пройти три километра до охраняемого железнодорожного моста, проход через который был возможен в определенные часы. Перешли мост, благополучно прошли еще три километра, оставили Витю у бабушки. На обратном пути охраны на мосту почему-то не было, и мы перешли мост. Дойдя до телефонной будки, услышали телефон. Валентина вошла в будку, взяла трубку, а там: «Немедленно взорвать мост!». Мы побежали. И когда шли уже по станице, на улицах никого не было. Пришли домой — дверь закрыта, никого нет. Хорошо, соседка позвала укрыться в погребе. Там были и соседи из других домов, а мама, увидев нас, зарыдала. Но дети долго в погребе сидеть не могли, вышли во двор, и я с ними. Буквально через полчаса услышали шорох вдоль забора напротив — это двигались немецкие солдаты. Вскоре взлетела сигнальная ракета, начался обстрел, стало понятно: мы оккупированы.

В погребе пришлось сидеть до утра, когда стихло, мы пошли домой. Дверь по-прежнему была закрыта, но окно на террасе открыто. Когда вошли в дом, увидели, что там уже похозяйничали немцы: шкаф открыт, забраны лежавшие на блюде яйца за исключением одного разбитого. Мы решили никуда не уходить — будь, что будет.

В станице боев не было, но много мирных жителей немцы в оккупацию расстреляли. Но в первую перестреляли всех собак, считая их связью с партизанами. Мамин брат Михаил был секретарем партийной ячейки в сельсовете, и перед оккупацией ему пришлось только что собранный урожай раздать населению. Сам он ушел в партизанский отряд. В станичных перестрелках убил одиннадцать фашистов. В последствие он застудил ноги и не смог ходить. Пошел в сельпо и был расстрелян за неделю до освобождения станицы.

После освобождения станицы партизаны подарили нам песню на мелодию «В далекий край товарищ улетает», кусочек которой остался в моей памяти:

Старушка ночью вышла из села.
Взяла ведро, взяла еще кошелку
И за собой корову повела.
Забыла все — и годы, и усталость,
Не побоялась никаких невзгод.
И лишь одного, кажется, боялась,
Что вдруг ее корова заревет.
Услышат немцы, и пропало дело:
Убьют, замучают, али сведут с ума.
Но тут корова больше не ревела,
Как будто знала, чуяла сама.
Она пришла под утро к партизанам
и после каждой дойки всем давала
По полстакана молока.

За три месяца до окончания войны дедушка получил уведомление о том, что его сын Федор, летчик, не вернулся с боевого задания. И уже после окончания войны мы получили от него письмо, что, спускаясь на парашюте, он попал на дерево, оказался в плену, но потом был освобожден.

От папы мы получили письмо, что он воевал под Сталинградом в дивизии Рокоссовского, был контужен. Дивизия после освобождения Сталинграда была переброшена под Ленинград для снятия блокады. Решением правительства многих блокадников вывезли из Ленинграда с предоставлением жилья и работы.

Иван Иосифович Щербина

9 мая 1945 года я была дома, готовилась к сдаче экзамена по истории, мама жарила пирожки с картошкой. Вдруг в дверь забарабанила мамина приятельница: «Варвара, выходи скорей! Война закончилась!». Радость, охватившую всех в этот момент, трудно описать, это было неповторимо. Мы компанией отправились в центр на праздничное гуляние. Веселились, радовались, плакали — всё было.

Вскоре с фронта стали возвращаться солдаты. Многие имели ранения, кто-то на всю жизнь остался инвалидом. А мой папа неожиданно вернулся вскоре после Дня Победы. В этот день я была на улице и увидела его, идущего вдали по дороге. Помчалась за мамой (она работала поваром в пионерском лагере при школе), вместе — навстречу отцу. Мама бежала впереди и кричала: «»Ой, я не добегу! Я не добегу!»…

Крикун Никита Евстафьевич, 21 ноября 1963 г.

Обидно, что самые счастливые детские годы отняла война. За это время мы повзрослели, видя разруху, убитых, горе матерей. На главной площади станицы Зассовская установлен памятник с фамилиями всех убитых во время оккупации. Среди них и фамилия маминого брата Михаила.

Война закончилась. Но столько горя пришлось испытать нашей семье, что мы до сих пор вспоминаем с горечью тот день 22 июня. Я обращаюсь ко всем живущим на земле: Люди! Берегите мир! Помните о страшном ядерном оружии, которое имеется в наше время. Делайте всё, чтобы никогда не было войн. Помните о тех, кто погиб!